С расстояниями иметь дело порой нелегко, но, по крайней мере, при этом почти не мешаются размерности. Худшее, что может случиться — наткнуться в космосе на блудную морскую милю, сопровождаемую стайкой футов.

С энергиями, увы, всё куда хуже, вполне академические кулинарные рецепты используют джоули, эрги, электронвольты, киловатт-часы, тонны ТНТ, фоу и калории; отмерить требуется то килограмм, то грамм, то моль, то штучный атом; синонимами энергии постоянно становятся масса, длина волны и температура; всё это густо посыпается сверху специями приставок кило-, мега-, гига-, тера-, хера с два иногда вспомнишь, какому порядку какая соответствует. Fifty units of energy, честное слово, you sick bastard.

А потому регулярно возникает ощущение, что ты находишься на рынке в незнакомой стране, где тебе настойчиво пытаются продать не вполне понятное количество не вполне понятно чего, показывая на местные деньги, которые ты час назад не просыпаясь снял в банкомате в аэропорту и пока что различаешь на уровне «оранжевые, зелёные и синие». В такой ситуации можно от неожиданности купить всякое. Например, какой-нибудь очередной сулящий половину скорости света двигатель.

Очень хочется как-то упорядочить и постичь этот бардак, и желательно — без введения пятьдесят первой единицы энергии.

Поиграем с едой. 251 кДж — это вообще сколько и на что их хватит?

(Из шкафа привычно вываливается скелет килокалории. If i ignore it maybe it will go away. Веку к двадцать третьему).Весьма удачным образом калорийность обычно указывается на 100 грамм, и энергия на килограмм получится умножением на десять; с другой стороны, для нахождения потенциальной энергии этого килограмма в поле тяжести надо умножать на g, то есть опять-таки примерно на десять — и эти десятки сократятся. Калорийность указана в килоджоулях, высоту удобно узнать в километрах — и эти «кило-» сократятся тоже.

На каждом продукте написано, на какую высоту его можно поднять за счет его калорийности. Надо просто заменить «кДж» на «км».

Двести пятьдесят километров для обычного молока. Да это же практически ракетное топливо… (Ну, не совсем).

Ш

ШШШ

Это тетрис. Вселенная — великий тетрис. Стакан его.

Точнее, конечно, это видение какой-то другой, лишь слегка похожей игры. В которой фигуры вброшены в стакан все сразу, в которой они могут висеть на месте неопределенно долго, в которой они могут передвинуться после падения, чтобы упасть ещё ниже, в которой бывают фигуры внутри фигур. Возможно, она даже действительно существует и доступна где-то для скачивания, но название её неизвестно, а тетрис бессмертен. Главное-то на месте. Падение и плотная упаковка.

Пыльное облако водорода струится «вниз», к центру масс, упаковываясь плотнее. Протоны-ядра сваливаются «вниз», упаковываясь плотнее и образуя дейтерий, гелий, углерод, кислород. Электроны атомов водорода скатываются «вниз», в кислородную яму, упаковываясь плотнее и образуя молекулы воды. Вода течёт по планете вниз. Просто вниз, без кавычек. Упаковываясь плотнее.

В этой игре фигуру можно иногда подвинуть и вверх — но только если где-то другие упадут вниз. Это всегда размен, и чаще всего по весьма невыгодному курсу.

Отодвиньтесь подальше, чтобы перестать различать отдельные фигуры, смотрите на струящийся поток. Вселенная — великий водопад, в котором вверх летят только отдельные мелкие брызги.

Там, наверху, нет источника. Водопад иссякнет. В тетрис невозможно выиграть. Обычная игра заканчивается, когда стакан заполняется доверху, великий тетрис Вселенной остановится, когда все фигуры лягут на дно плотным слоем.

...или это всё-таки песочные часы? Your time is up, princess.

Одна из самых популярных наглядных картинок. Одна из самых бессмысленных.

Она пытается показать, что гравитация — это искривленное пространство. Смотрите, мол, яма; белый шарик попал в неё и движется по орбите.

Только вот понятие «яма» имеет смысл только в гравитационном поле. Шарик будет так катиться, только если у него есть вес. Если его что-то тянет вниз. Картинка наглядно объясняет гравитацию гравитацией.

— Это не хвост, — говорит Уроборос и густо краснеет.Для обезьяны вообще не так много наглядного. Она может вертеть штуки в руках, вставлять штуки в штуки, ломать штуки. Может быть холодно, жарко, мокро, липко, шершаво… И есть — не «может быть» — очень понятная гравитация.

Обезьяне очень лень лезть наверх.

(Но нравится быть наверху).

Обезьяна очень боится падать.

(С тех пор, как встала на две ноги — ещё больше).

Есть дать ей наглядное объяснение через гравитацию, отобрать не получится. (Эту картинку — не получается).

Придётся говорить об энергии так. Из потенциальной ямы образа ямы не вылезти.

А теперь пора достать с пыльных складов образы мировых вихрей и хрустальных небесных сфер, отряхнуть и рассмотреть на просвет.

Есть у них некоторая поучительная черта, которой начисто лишён заменивший их научно достоверный образ пустого пространства с развешанными в нём телами.

Мы представляем планеты, звёзды, галактики и Вселенную такого размера, чтоб можно было подержать в руках. Ну по крайней мере дотянуться до другого конца палкой. Ну хоть камень добросить. Потому что никак иначе мы представлять не умеем. Не требовалось сотни тысяч лет.

А когда человек представляет таких размеров кучу шариков в пустом пространстве — он представляет себе систему, которая может резко меняться. По которой можно быстро переместиться от края до края. Человек, конечно, может попробовать вжиться в роль муравья, для которого составляет некую проблему доползти от одной планеты помещающейся на столе Солнечной системы до другой, но, во-первых, там всё равно пара минут хода от силы, и, во-вторых, всегда где-то рядом крутится мысль про технически развитую блоху будущего, которая покрывает это расстояние в один прыжок.

Вселенная устроена принципиально иначе.

И речь не про скорость света — хотя это фундаментальное ограничение, естественно, никуда не девается, и одного его достаточно, чтобы сделать перемещения чудовищно медленными с точки зрения человека. (Легко представить модель Галактики в пару метров диаметром, но как представить, что эту пару метров никак не преодолеть быстрее, чем за сотню тысяч лет? Как вообще представить сотню тысяч лет, если уж на то пошло?). Нет, речь о том, что в мире на единицу массы крайне мало пригодной к использованию энергии — а потому достижение даже одной сотой доли этой скорости представляется крайне проблематичным. В том числе и в сколь-либо обозримом будущем. Пока что не справляемся даже с одной десятитысячной.

Вселенная на больших масштабах — набор тел, у которых катастрофически не хватает внутренней энергии, чтобы как-то существенно изменить своё движение.

Well, aren't we all?Планеты? Если бы половина Земли была динамитом (три тысячи секстиллионов килограммов взрывчатки), и если бы каким-то образом всю энергию его взрыва можно было пустить на изменение скорости другой половины — изменить получилось бы процентов на десять... Звёзды? Если всю мощность, излучаемую Солнцем, каким-то образом пустить на его ускорение, то Солнце разгонится до 100 км/ч за три недели. Недели, не секунды. Удельная мощность Солнца — где-то одна четырёхтысячная лошадиной силы на тонну. Вообще не болид Формулы-1.

Человечество освоило заброску спутников на околоземные орбиты — и даже на этом мизерном в общем-то масштабе ни о каком свободном полёте в желаемом направлении речи не идёт. Законы небесной механики и беспомощность существующих двигателей делают этот процесс похожим скорее на купание в мощном океанском прибое. В неспешно вращающемся гигантском водовороте. Если хорошо понимать, что, где и как делать, то, в принципе, в желаемом направлении перемещаться можно. Но торопиться не получается. Океан — тупая, вязкая инерция — непредставимо сильнее.

«Вязкая». Если окрестности Земли сравнивать с океаном, то масштаб Солнечной системы — это водоворот в нефти. В меду. В вязкой смоле. Никакая блоха, влипшая в законы этого движения, никуда не прыгнет, у неё с муравьем общие проблемы. Девять месяцев до Марса, десять лет до Плутона. С текущим финансированием — шесть лет до окрестностей Солнца.

Дальше, к Альфе Центавра? Расстояния скачком растут, а энергия на единицу массы остаётся той же, что была. Смола застывает. Асфальт совершенно определенно тоже жидкость, но что с того замурованному в нём муравью?

Галактика? Человек... Может, и стекло жидкость, но не обманывай себя байками про оплывшие за пару сотен лет витражи соборов. Эти капли падают реже. Эту вязкость тебе не представить. Считай, высший примат, эту среду несокрушимым кристаллом, не ошибёшься. И радуйся, что она хотя бы прозрачная.

Вселенная куда больше похожа на хрусталь, чем на пустоту.

…так вот, об одуванчиках.

Галактика — густо поросшее одуванчиками большое поле. До горизонта.

Пух одуванчиков — облака Оорта звёзд. В центры одуванчиков, правда, лучше не всматриваться, самих звёзд и даже планетных систем на этом масштабе не видно.

(Галактика, конечно, трехмерная, по-хорошему поле надо обносить стеной многоэтажной высоты и заваливать получившийся бассейн шариками для пинг-понга, но нет, кажется, в таком объекте наглядности и поэтической красоты).

Где-то в этом поле мы и лежим. Без движения. Уверенно видим примерно настолько, насколько видит парализованный человек, лежащий в одуванчиках.

Открой глаза в тёмной ночи — это единственное движение, которое тебе доступно. Смотри. Тебе нравятся эти ближайшие одуванчики? У тебя всё время оставшейся жизни, чтобы их разглядеть.

Провал между размерами звезд и расстояниями между ними — семь порядков! — всё-таки очень хочется заполнить чем-то ещё. Хотя бы потому, что стремянку аналогий надо как-то переставлять дальше, к Галактике, а если на предыдущем шаге оставить осязаемыми монетками звезды, то на следующем образ Галактики окажется вполне межпланетных размеров, что обессмыслит всю затею. Внутренняя обезьяна определенно не подписывалась представлять сто миллиардов монеток Рассела на околосолнечной орбите.

Ну, допустим, есть облако Оорта. Неисчислимое сферическое множество спящих комет, нечто с рекордным значением отношения известности названия к количеству экспериментальных подтверждений существования (вычислять это отношение надо аккуратно, при недостаточной точности можно поделить на ноль). С ним две проблемы. Во-первых, оно само по себе чудовищного размера, вполне сопоставимого с межзвездным расстоянием, но это-то ладно, разберёмся в ходе битвы с ветряными мельницами масштабов Вселенной. Во-вторых, оно непредставимо бесплотно. Его практически нет. Что ни представь себе в качестве облака Оорта — тополиный пух, пляшущие в луче света пылинки или хороший технический вакуум — с тем же успехом можно считать облако цельным свинцовым шаром, ошибка не станет заметно грубее. Строго говоря, про него вообще не стоило вспоминать, но что уж теперь.

Поехали. Отношение [гипотетических] размеров [гипотетического] облака Оорта к размеру того, что мы привыкли считать Солнечной системой — около тысячи.

Примерно мелкое маковое зернышко в центре крупного арбуза. Арбуз образуют триллионы комет. В зёрнышке умещаются орбиты всех планет до Нептуна. Вспоминайте, вспоминайте наглядные образы Солнечной системы. Да, всё это невыносимо, полностью согласна.

…И при этом маковое зернышко весит в тысячу раз больше арбуза. Да что ж такое-то, а.

Лучше, наверное, было всё-таки обратиться к образу одуванчика или пушинки, но имеющиеся сорта одуванчиков и тополей далеки от нужного отношения размеров, придется фантазировать. Представляйте залп фейерверка, разлетающегося в стометровый шар из заряда размером в кулак, представляйте одуванчик-мутант тех же пропорций.

Что там еще из невесомого? О, паутина. Если вы не страдаете арахнофобией, представляйте облако Оорта пятиметровой паутиной, сплетенной сидящим в её центре очень трудолюбивым полусантиметровым паучком. (Если страдаете, то вы всё равно уже попробовали, может, запомнится еще лучше).

(Кстати, у паука восемь ног, как раз по числу планет).

— Важнейшее, — говорит, — быть уверенным: то, что ты любишь, будет жить после твоей смерти.Оно, весьма вероятно, и правда так.

А потому, скажу я вам — держитесь подальше от астрофизики и космологии. Нельзя с пониманием смотреть на звёзды и Вселенную и не видеть, как всё это закончится. Совсем всё, любая надежда, сколь бы низкоорганизованную форму материи вы ни любили. I'm Science. I'm Death.А если вы уже оказались на этой стороне — помните, что терять нам, в сущности, нечего, а компания не помешает. Несите знание, если хочется. Кому нас осуждать.

Его вряд ли получится сделать слаще, чтобы не выплевывали сразу. Но можно попробовать делать более зазубренным, чтобы хуже вынималось из груди.